— …Вячеслав Алексеевич, вам не показалась куцей эта встреча в верхах?
— В чем-то — да. Потому что, на самом деле, большого прогресса-то не было достигнуто ни по одному из крупных направлений.
Но, с одной стороны, надо учитывать физическое состояние президента Байдена — я не думаю, что он готов сейчас на какие-то длительные переговоры один на один.
Напомню, когда они встречались в Женеве (16 июня этого года, тот саммит подробно освещала «Комсомольская правда». — А.Г.), там все-таки были встречи в разных форматах, а не только один на один.
А здесь получилась беседа именно президента с президентом, без подключения участников команд с той или иной стороны. Это вот одна причина.
Вторая. Ну, видно, разговор сложился не самый простой, поэтому, может быть, и не было желания сильно его затягивать.
Я могу этим объяснить.
— У меня такое ощущение, что продолжение должно быть через какое-то время.
— Планируется, естественно, очный саммит — в начале следующего года.
А нынешняя встреча, действительно, стала такой промежуточной, которая, наверное, была необходима для того, чтобы снять острую напряженность в отношениях между двумя странами… Касающуюся украинского кризиса, причем, искусственно созданного американской же стороной. И уже превратившейся в фактор внутренней политики Соединенных Штатов.
Для них — это было важно. А для нас было важно заявить свою позицию.
Считаю ключевым наше официальное заявление, которое было сделано после саммита. Это мысли Путина, которые он сам высказал Байдену. Речь о том, что
нам нужны гарантии безопасности, гарантии нерасширения НАТО на Восток и неразмещения военной структуры на территории Украины.
— Причем, у меня создалось впечатление, что Владимир Владимирович имел в виду гарантии на бумаге, а не так, как Горбачев в свое время — на словах, да?
— Естественно, он имел в виду гарантии бумажные и, во всяком случае, из текста нашего заявления следует, что были даны поручения начать на эту тему переговоры.
И я с трудом, конечно, себе представляю, каким образом американцы могут пойти на подобного рода соглашения. Но, если прогресс в эту сторону достигнут, то я считаю это уже большой положительный результат саммита.
Но опять же, это — пока только договоренность о том, чтобы вести переговоры. Так что дальше продвижения не было.
— У меня такое ощущение, что Путин предчувствовал, что это не какое-то аншлаговое мероприятие. Ночью летел из Индии, потом открывал метро в Москве, решал экономический вопрос… То есть, в принципе, то, что хотел Путин достичь, это достигнуто, да?
— Я думаю, что Путин, наверное, хотел большего, мы всего хотим большего, чем получается.
Но ясно, что никаких завышенных ожиданий в этот раз не было.
И не случайно об этом говорил и Дмитрий Песков, и не раз повторял, что мы не ждем ничего прорывного от саммита.
Ничего прорывного действительно и не было. Да и не могло быть, учитывая тот климат, который сложился в Соединенных Штатах.
Вот шаг вперед сделан, я так понимаю, на посольском направлении, потому что Байден сам поднял этот вопрос, как сказал Ушаков, связанный с работой дипломатов. Путин, естественно, парировал это тем, что наши действия являются ответом на американские и вроде бы достигнута договоренность, что российские дипломаты смогут ознакомиться с состоянием нашей собственности, которая была американцами изъята.
То есть, какой-то шажочек есть в этом направлении. И отсюда, может быть, предложение Путина о том, чтобы вообще обнулить все эти дипломатические ограничения, которые были сделаны еще во времена Трампа, чтобы могли нормально работать диппредставительства двух стран.
— То есть, два пункта в активе. Первый — это предложение каким-то образом решить вопрос о непродвижении НАТО на восток и задокументировать это наконец?
— Я думаю, что — да, в каком-то виде это предложение прозвучало. Американцы согласились обсуждать этот вопрос, связанный с общей структурой безопасности. Это разговор надолго. Дипломатические вещи — это да.
Плюс, судя по всему, был обмен, небольшой, по Ирану. И, в общем-то, российская позиция была зафиксирована, что — до возвращения к всеобъемлющему плану, — американцы, естественно, его не приемлют — надо что-то делать для того, чтобы предотвратить иранскую ядерную программу и снять санкции в отношении Ирана. То есть, по Ирану разногласий серьезных зафиксировано не было.
— Ну и завершающий вопрос. То есть, Джо Байден собирался с Зеленским поговорить после этих переговоров — он может теперь сказать, типа, Володя, успокойся, Путин войну против Украины начинать не собирается?
— Путин и так не собирался начинать войну против Украины.
Я так понимаю, Зеленский беспокоился насчет этого гораздо меньше, чем Байден. Во всяком случае, в Киеве никаких панических настроений в последние дни не было. А панические заявления, в основном, звучали со стороны американских политиков, представителей администрации США — то есть, американцы всячески раздували эту тему в гораздо большей степени, чем сама Украина.
Я думаю, что Зеленский как раз прекрасно понимал, что серьезной такой угрозы не существует. Но да, Байден, я полагаю, переговорит с Зеленским — вряд ли это было вчера, но, может быть, сегодня позвонит, расскажет.
Но для меня очевидно, что и серьезные американские военные тоже не могут не видеть, что никаких военных приготовлений с российской стороны просто нет и все эти картинки — в пользу бедных, потому что рисовать сейчас подобного рода схемы, показывать коробки якобы этой техники, которые выставлены как на парад, это для очень наивных людей. Ясно, что, если бы какие-то приготовления были, во-первых, никто бы об этом не знал, во-вторых, если бы война начиналась, то уж точно не с каких-то сухопутных операций, которые в современной войне не имеют ни малейшего значения.